КУЛ ШАРИФ. Воин, поэт и мыслитель.

Кул-Шариф (тат. Qolşərif, Колшәриф) — имам, религиозный деятель XVI века, поэт, один из национальных героев Татарстана, возглавивший оборону одной из частей города Казань в октябре 1552 года против русских (поход Ивана IV Грозного). Погиб при штурме вместе со своими сподвижниками. В его честь названа мечеть Кул-Шариф, построенная недавно на месте разрушенной старой мечети, у стен которой и пал в сражении сеид Кул-Шариф.

http://ru.wikipedia.org

КУЛ ШАРИФ. Воин, поэт и мыслитель.

Дамир Исхаков,
доктор исторических наук

Широкую известность Кул Шарифа в последний период существования Казанского ханства подтверждают многие исторические источники, а также сведения, сохранившиеся в народной памяти и обобщенные Шигабутдином Марджани. Опираясь на них, можно утверждать, что Кул Шариф в ханстве накануне его падения являлся главой мусульманского духовенства, верховным сеидом. Андрей Курбский, описывая эпизод, связанный со взятием русским войском Казани в 1552 году, называет его на европейский лад «великим бискупом», то есть епископом, и добавляет, что сами татары считают Кул Шарифа «великим анарыи», или «амиром».

Слово «амир» переводится с арабского как «повелитель», или «руководитель». А вот в первом случае Курбский явно использовал латынь: «honor» — честь, почет, почесть или «honorus» — почетный, уважаемый. Похоже, что эти выражения применены им для перевода титула верховного сеида, который, по замечанию Марджани, звучал как «накыйбел-ашраф» — «руководитель великих».

Как известно, сеидами в мусульманском мире называли потомков пророка Мухаммада из ветви, восходящей к его внуку Хусейну. Очевидно, и Кул Шариф, будучи сеидом по происхождению, возводил свой род к Мухаммаду. Недавно обнаруженная и опубликованная литературоведом М.И.Ахметзяновым генеалогия сеидов Шакуловых из Касимовского ханства показывает, что она действительно через многие поколения восходит к Хусейну и Мухаммаду. Следовательно, причастность Кул Шарифа по рождению к сеидам была не вымышленной, а реальной.

В XV — XVI веках в каждом отдельном татарском ханстве могло быть несколько сеидов, лишь один из которых являлся верховным (С.Герберштейн, автор «Записок о московитских делах», отмечает наличие в Казанском ханстве «верховного жреца»). В Казанском ханстве такой сеид, как видно из жалованной грамоты хана Сахиб-Гирея 1523 года, именовался «судат-гызам» (садати-гозам), что переводится как «великий сеид». Есть основания полагать, что Кул Шариф верховным (великим) сеидом в государстве стал в октябре 1551 года после казни ханом Шах-Али прежнего верховного сеида Кул Мухаммада*. К тому времени Кул Шариф был уже известным государственным деятелем, о чем говорит его присутствие среди знати ханства, присягавшей на верность хану Шах-Али 14 августа 1551 года в Свияжской крепости.

Судя по тому, что нам известно, Кул Шариф, как и его предшественник Кул Мухаммад, был из рода крымских сеидов. Некоторое время он жил в Астраханском ханстве вместе с сеидом Мансуром, предположительно своим отцом. Отсюда у него тахаллус «Хаджитархани». М.И.Ахметзянов, опираясь на эти и другие сведения, выдвинул обоснованную гипотезу, что автором сочинений периода Казанского ханства — «Зафернаме-и вилайет-и Казан» (1550 г.) и стихов-мунаджатов — в первом случае названным «Шарифом Хаджитархани», во втором — «Кул Шарифом» — является сеид Кул Шариф. Действительно, Кул Шарифа даже после того, как он стал верховным сеидом, русские источники продолжали именовать «муллой». Не высокая ли образованность его так отражалась в летописях? Наверное, да. В то же время из «Зафернаме-и вилайет-и Казан» отчетливо видно, что его автор был весьма образованным человеком, обладавшим знаниями в области астрономии, истории (не только татарской, но и русской), государственных дел. Кроме того, в этом произведении, написанном в целом прозой, довольно много поэтических строк. Одним словом, Кул Шариф (он же Шариф Хаджитархани) был и поэтом.

Эпоха, в которой жил сеид Кул Шариф, — это трагическое время движения Казанского ханства к своей гибели. Автор «Зафернаме-и вилайет-и Казан» оставил потрясающие строки, описывающие трагедию своего народа. Он говорит о Казани: «Ей неоткуда ждать помощи и поддержки, кроме покровительства Тенгри и помощи ангелов. Из-за такой тяжелой ситуации падишахи города Казани обеспечивают безопасность своего государства путем соглашения со страной кяфиров. Было так: для благополучия народа и ради его жизни заключали договор с Москвой, между двумя сторонами ходили послы, обеспечивая взаимопонимание».

Это было написано в 1550 году, но уже в апреле 1551 года началось новое наступление русских войск, которые в июне обступили Казань. Настали тяжелые времена, и казанцы дрогнули: они послали «к Шигалею и к воеводам бити челом, чтобы государь пожаловал, гнев свой им отдал, а пленети их не велел, а дал бы им на государство царя Шигалея, а Утемешь-Гирея царя государь к собе взял и с материю Сююнбика-царицею» (Патриаршая летопись). С таким предложением к хану ШахАли и и русским воеводам приезжали «мулла» Кул Шариф и тюменский «князь» Бибарс Растов. Но они действовали не самостоятельно, а выполняли волю «всей земли Казанской», что отчетливо видно из грамоты казанцев, отправленной тогда Ивану IV.

Кроме того, послы не сразу приняли условия Москвы — в летописном сообщении от 9 августа 1551 года говорится о том, что во время переговоров они «во многом заперлися», то есть не соглашались. Хронист дальше пишет о татарах: «обычай бо их бяше изначала лукавьствовати».

Заставить казанцев принять столь тяжелые условия можно было лишь силой. И завоеватели пригрозили: если казанцы «не учинять на государеве воле… на ту же осень… государь… хочет ратию съ всеми людми». Лишь после таких угроз послы приняли условия Москвы, среди которых было и требование выдать Сююмбике с сыном. Ясно, что никакой личной вины у Кул Шарифа с «князем» Бибарсом в этом не было — они выполняли общегосударственное решение, да и то всего лишь как дипломаты.

Верховный сеид Кул Шариф погиб при взятии Казани русскими в 1552 году. Марджани, опираясь на народные предания, сообщает, что Кул Шариф со своими последователями, объединенными в особое военное подразделение — «полк», состоявший из молодых дервишей и суфиев, оборонялся отступая, вплоть до здания медресе, потом поднялся на его крышу, где был заколот, и упал вниз. Так трагически прервалась жизнь этой выдающейся личности эпохи Казанского ханства.

В «Зафернаме-и вилайет-и Казан» есть такие строки:
О, Шарифи, если ты еще надеешься на лучшее, Не уходи с этой земли,
Ибо если ты уйдешь, кто же будет сахибом города Казани?