Казанский Кремль и Казань

ПРАВОЗАЩИТНИК ЛЕВ ТОЛСТОЙ

о роли писателя в Мултанском процессе

Говоря о связях Л.Н. Толстого с Казанской губернией, принято вспоминать о его студенческих «изюмных» временах. И мало кто знает, что уже будучи известным классиком русской литературы, Лев Николаевич сыграл важную роль в сенсационном Мултанском деле.

В 1894-1896 годах Казанская губерния получила сомнительную известность состоявшимися здесь тремя процессами над 11 крестьянами удмуртского села Мултан, обвиненными в человеческом жертвоприношении. Решалась не только судьба безвинно осужденных, ставилось под сомнение доброе имя целого народа. Судебные власти России, отстаивая понятные лишь им «высшие» имперские цели, пытались поставить на удмуртов клеймо каннибалов… Государственные интересы на сфабрикованном судебном процессе совпали с замыслами уголовников и потерявших от жадности элементарную порядочность русских купцов из соседних сел…

В начале октября 1896 г в Елабуге завершился третий судебный процесс по делу жителей с.Мултан Мамадышского уезда, обвинявшихся в коллективном человеческом жертвоприношении с религиозными целями. Суд был вынужден признать, что дважды осуждаемые прежде к многолетней каторге в Сибири жители удмуртского села не совершали ничего подобного. Десять человек после четырехлетнего содержания в тюрьме были оправданы, а одному возвращено доброе имя посмертно. Он скончался во время следствия.

По признанию обер-прокурора сената А.Ф. Кони, «отмена обвинительного приговора по делу вотяков возбудила в петербургских официальных сферах значительное неудовольствие». Прокурор судебной палаты А.А. Чернявский заявил, что не считает крестьян невиновными, но руководствуется «соображениями необходимости оградить достоинство суда от дальнейших испытаний, коим он подвергался со стороны защиты и прессы».Власти вынуждены были признать свое поражение и отступить.

И это не смотря на то, что министр юстиции Муравьев постоянно требовал от судебных органов осуществлять правосудие в соответствии с «видами правительства» и всеми своими действиями способствовал обвинению мултанцев. Никто из организаторов дела не подозревал, что приговор над мултанцами посеет большую общественно-политическую бурю и войдет в историю русского правосудия позорной страницей.

Прецедент, редкий для российской истории, актуальный и сегодня. Редко бывает, что правозащитникам и средствам массовой информацииудается отстоять справедливость на суде, если на одних весах чаши интересы государства, а на других – «всего лишь» судьбы нескольких людей. Что же это был за процесс, и кому удалось одержать верх в битве с целой имперской судебной машиной?

Кому было выгодно?

Несколько лет спустя археолог и историк М.Г. Худяков, оценивая роль правозащитников в мултанском процессе, писал корреспонденту газеты «Волжский вестник» казанцу А.Н. Баранову: «...Анатолий Федорович Кони в беседах со мной ... осветил те нити, которые связывали Вас, Александр Николаевич, с Короленко и Львом Николаевичем Толстым, от которого, в свою очередь, тянулась нить к Кони».

Чем больше лет проходит со дня окончания Мултанского судилища, тем больше понимаешь, какая опасность угрожала репутации одного из странообразующих народов России. Казалось бы, нам не привыкать: за годы только советской власти предателями страны на официальном уровне назывались и поволжские немцы, и калмыки, и крымские татары, и прибалты, а совсем недавно – жители Кавказа. Причин для депортации целых народов было несколько. Были громкие процессы и над серийными убийцами-каннибалами. Но попыток на научном уровне обвинить целый народ в человеческом жертвоприношении с религиозными целями не было.

Кому было выгодно в цивилизованной и гуманной Российской империи конца XIX века направлять усилия прокуратуры на превращение заурядного убийства в страшное обвинение целого народа? В чьей голове родилась мысль не просто осудить 11 безобидных удмуртских крестьян, а раздуть широкомасштабную сенсацию о человеческом жертвоприношении?

Ответы находим в стенографических записях с заседаний суда, опубликованных местными газетами того времени.

Убийцами 40-летнего крестьянина К.Д. Матюнина из с. Завод Ныртов Мамадышского уезда были Т. Васюкин и Я. Конешин, которых за воровство изгнали из родной д.Анык. По странной логике отомстить они решили не односельчанам, а жителям соседнего с.Мултан, которые отказались их принять к себе. Васюкин с Конешиным подбросили труп убитого Матюнина, не подозревая, что их преступление примет общегосударственное значение. Объясняя цель убийства, Васюкин лишь после процесса признавал в частной беседе, что они хотели “выселить мултанцев и поделить землю между аныкцами”. Но сами убийцы и соседи не догадались бы придать преступлению религиозный характер. Борьба с язычеством вотяков нужна была чиновникам государственной церкви. Не случайно своеобразными экспертами по поводу языческой обрядности выступали священники М. Якимов, И. Ергин и земский начальник К.В. Львовский. Они-то и убеждали общественность в том, что человеческое жертвоприношение удмуртов – факт чуть ли не широко известный и не требующий доказательств. Министр юстиции Н.В. Муравьев поручил обер-прокурору сената А.Ф. Кони изучить мултанское дело и доложить свое заключение. Кони 30 марта 1895 г. сообщил, что «в деле усмотрен целый ряд упущений, явно противозаконных действий как со стороны полицейских чинов, так и членов судебного ведомства». Этот поступок обер-прокурора предотвратил распространение страшной клеветы.

Даже участвовавший в освещении процесса писатель В.Г. Короленко признавал, что в это время: “Огромное большинство прессы было далеко от каких бы то ни было сомнений в наличности печального факта”. В правительственных кругах дело нашло полную поддержку.

28 мая 1896 г. начался второй процесс уже в г.Мамадыше

В помощь Раевскому был назначен прокурор Симонов, получивший специальное задание обезвредить в процессе Короленко. На процесс прибыл прокурор судебной палаты А.А. Чернявский. Этнографическая экспертиза поручена профессору Смирнову, медицинская — земским врачам Минкевичу, Крылову и Аристову. Обвинение доставило в суд 47 свидетелей. Из них 13 были своеобразными экспертами: они должны были рассказывать суду толки и сплетни о человеческих жертвоприношениях. Присяжные заседатели вновь подобраны из числа заинтересованных лиц.

Защите в вызове свидетелей вновь было отказано. Между тем многие из них подтверждали, что признания некоторых подсудимых добыты пытками и избиениями. Один из удмуртов, от которых полиция добивалась признаний в человеческом жертвоприношении, умер от побоев, второй повесился.

Газета “Вятский край” сообщала, что после передачи дела следователю Шмелеву “следствие закипело как по волшебству. Появился 12-летний мальчик Моисеев, который дал показание, изобличающее целую группу мултанцев. Другой свидетель, Титов, слывший в деревне до сих пор за дурачка, подтвердил показания”.

В результате приговор второго процесса был еще более жестоким. Крестьяне К. Самсонов, Д. Степанов, С. Иванов и В. Кондратьев подвергнуты каторжным работам на 10 лет, В. Кузнецов и А. Андреев — на 8 лет, А. Григорьев - к ссылке на 8 лет в отдаленнейшие места Сибири.

Прокурор судебной палаты А.А. Чернявский дал указание местной цензуре «не выходить более из пределов дозволенных провинциальным газетам отношений к судебному делу и должностным лицам».

«Оправдание состоится…»

Казалось, пересмотр дела только усугубил положение. Было осуждено еще больше крестьян, слухи о человеческом жертвоприношении вотяков распространялись проправительственной прессой. Журналист А.Н. Баранов писал: «...в местной печати цензура не стала пропускать ни строчки правды о мултанском деле ... Мы лишены были возможности даже перепечатывать те статьи и доклады, которые появились в отдаленных органах печати… Как к последней защитея решил обратиться к Л.Н. Толстому, послав ему весь печатный материал, имевшийся по мултанскому делу, и прося Льва Николаевича обратить внимание на это вопиющее дело». Писатель вскоре ответил: «Милостивый государь Александр Николаевич! Я получил Ваши письма и материал по мултанскому делу. Я и прежде знал про него и читал то, что было в газетах.Не думаю, чтобы мое мнение по этому делу могло повлиять на судей или присяжных, в особенности потому, что оно таково, что несчастные вотяки должны быть оправданы и освобождены независимо, от того, совершили они или не совершили то дело, в котором они обвиняются. Кроме того, надеюсь, что с помощью тех разумных и гуманных людей, которые возмущены этим делом и стоят за оправдание, оправдание это состоится... От души желаю Вам успеха и прошу принять уверение в моем уважении и симпатии.

Обер-прокурор сената А.Ф. Кони вновь потребовал пересмотра дела. 29 сентября 1896 г. в г.Елабуге состоялось третье судебное заседание. На нем выяснилось, что убитый Матюнин был найден «вверх бородой». Т.е. голова была на месте. Отрезали её уже после того, как был найден труп. Свидетели обвинения отказались от показаний. Оказалось, что старшина полиции подвешивал Титова, выбивая признания, а становой стрелял в его сторону. Подросток Моисеев показал: «Урядник бил, сильно бил, кнутом. Велел что-то говорить...»

Мултанские крестьяне были оправданы. Государственные и религиозные чиновники, сфабриковавшие дело о жертвоприношении вотяков, вынуждены были признать поражение. Честь удмуртского народа была спасена.

Правда, настоящих убийц полиция спрятала так, что профессору Ф.А. Патенко удалось найти их лишь после процесса, а их имена были рассекречены и опубликованы лишь … в 1927 году.

М.В. ЧЕРЕПАНОВ, член-корреспондент Академии военно-исторических наук