Идеология внешней политики и дипломатические институты. Создание единого Булгарского государства, консолидация его территории и военно-политических институтов привело к выработке государственной политики по отношению к соседним народам и странам. Внешняя, как и внутренняя политика Булгарии, определялась, с одной стороны, ключевым положением страны на Великом Волжском пути, а с другой – принадлежностью к миру ислама и пограничным положением в окружении язычников и христиан.
Несмотря на достаточно высокий уровень социального развития – единая монархия восточного типа, – страна избежала длительных периодов междоусобиц и распада на отдельные мелкие владения. Известия современников заставляют думать, что Булгарский эмират был довольно устойчивым к внутренним и внешним потрясениям государством. Не исключено, что особую устойчивость ему придавало идеология ислама, чувство оторванности от остального мусульманского мира и представление о своем «бремени истории», как защитников «Стены Искандера» против Йаджуждей и Маджуджей, охранителей веры на границе с «Морем Мраков». Эти факторы служили важной идеологической основой выработки единого взгляда на мир и своего места в нем, а также давали универсальную идеологию булгарским политикам. Во всяком случае, политическая история свидетельствует, что булгары довольно успешно противостояли не только вторжениям кыпчаков и русских князей, но и тринадцать лет противоборствовали с монголо-татарами.
Все эти обстоятельства предопределили единство страны перед лицом внешних вызовов и угроз, а также направление политических, культурных и торговых международных связей и дипломатическую активность. К сожалению, в нашем распоряжении весьма мало фактов о институте послов и дипломатическом церемониале. Основные факты о нем мы можем черпать из «Записок» Ибн Фадлана и некоторых отрывочных указаниях более поздних источников.
Вполне очевидно, что в дипломатических контактах участвовали булгарские аристократы, доверенные люди эмира. Однако при этом, видимо, в качестве советников и переводчиков использовались выходцы из других стран. Так, послы Алмыша к багдадскому халифу были тюрки из Хорезма, а во время визита в Багдад в 1041/1042 булгарского вельможи – «один из больших людей того народа», направлявшегося совершавшего хадж», сопровождал человек Йала ибн Исхак ал-Хорезми, по прозвищу «Кади», который вел переговоры в халифском диване (государственной канцелярии) [Халидов, 1998, с. 82]. В русских источниках также имеется упоминание о булгарских послах, но без конкретизации их статуса. Это заставляет сделать вывод, что, как и в других средневековых странах, дипломатические переговоры вели представители высшей знати, облеченные доверием правителя.
Сама процедура встречи посольства, как она описана Ибн-Фадланом, выглядит следующим образом: на определенном расстоянии от ставки правителя посольства его встречали булгарские представители, чей ранг и знатность зависели от ранга посольства и провожали его до ставки правителя. Они принесли с собой хлеб, мясо и просо. На некотором расстоянии от ставки послов встречал сам правитель булгар. При виде посольства он сошел с коня и поклонился ниц, а также осыпал всех послов серебряными дирхемами. Сам прием состоялся через четыре дня, когда собрались все знатные люди государства. На приеме состоялся о обмен подарками и зачитывались приветственные речи, после чего ближайшее окружение правителя осыпало его дирхемами. Вечером состоялся пир в честь посольства, представители которого сидели на местах для почетных гостей. Подобная схема приемов посольств была довольно характерной для тюркских и мусульманских стран средневековья. Единственная черта, которая говорит о некоторой булгарской специфике – это осыпание дирхемами, которая, очевидно, носила благопожелательный и охранительный характер и, видимо, восходит к древним тюрко-огурским традициям.
Позднее в русских летописях есть указания, что при заключении договоров булгары давали свою клятву: а Болгаре в свою роту идоша» [Приселков, 1950, с.311] или как сообщает подробности другая летопись: русские послы были отправлены, что бы «водити в роту князей их и земли их, по их закону» [ПСРЛ, XXV, с.117]. Судя по более поздним реалиям казанского ханства, можно предположить, что эта «рота» (клятва) «по закону» приносилась на Коране по мусульманским традициям.
К сожалению, ничего более определенного о дипломатическом этикете булгар сказать невозможно, но явно, что он был близок к тюркским и мусульманским ритуалам.
Связи со странами ислама. Контакты Булгарии с Востоком развивались по сухопутному пути из Средней Азии (Хорезма) через Южный Урал в Булгарию, который и являлся северным ответвлением Великого шелкового пути. Именно этим путем двигалось посольство багдадского халифа с Ибн Фадланом, и определенно существовал регулярный торговый караванный путь. Судя по имеющимся письменным свидетельствам, ислам к булгарам пришел вместе с торговцами и проповедниками из Средней Азии.
Зарождение этих контактов следует отнести еще к IX-X вв. Кратким и в достаточной мере искаженным свидетельством этого служит упоминание в одном из своих сочинении арабского купца и дипломата из Андалусии (Испания) Абу Хамида Ал-Гарнати. Он приводит рассказ о начале Булгарского государства и первых его правителях. Особо следует подчеркнуть, что ал-Гарнати передает не просто услышанную им легенду, а пересказывает довольно близко к первоначальному тексту отрывок из прочитанной им в книге «История Булгарии» Йакуба ибн Нугмана, т.е. вполне официальную историографическую традицию. «А смысл слова булгар», – пишет андалусский путешественник, – «ученый человек». Дело в том, что один человек из мусульманских купцов приехал к нам из Бухары, а был он факихом, хорошо знавшим медицину». Далее он рассказывает о болезни эмира/царя булгар и его жены, их излечении этим факихом и о принятии булгарами ислама. Принятие ислама вызвало гнев царя хазар, который пошел на булгар войной, но был разбит, с помощью «войска Аллаха, великого и славного», как сообщает источник ал-Гарнати» [ал-Гарнати, 1971, с.31]. Это, скорее всего, не первая версия этого сюжета, но единственная аутентичная, сохранившаяся в письменных источниках. Основная канва этого своеобразного «введения» в булгарскую историю состоит в том, что булгары приняли ислам в период существования Хазарского каганата, и значительную роль в этом сыграли проповедники из государства Саманидов. Не случайны, видимо, были последующие контакты с Хорасаном и вообще со странами ислама Переднего и Ближнего Востока.
Судя по целому ряду фактов, уже отец «малика булгар» Алмыша, завязавшего переговоры с багдадским халифом, был мусульманином. Ислам исповедывал и сам эльтебер (правитель) Алмыш и, определенно, часть его ближайших сподвижников (тот же Абдаллах ибн-Башту и др.) и подданных (например, баранджары имели даже свою деревянную мечеть). Все это заставляет думать, что ислам стал завоевывать позиции в Среднем Поволжье уже в IX в. и процесс этот совпал с резким увеличением торговой активности, появлением оседлых поселений и становлением у булгар ранней государственности. Остается, однако неясным, почему правитель булгар, имевший такие прочные связи с державой Саманидов, отправил посольство именно в Багдад?
Как бы то ни было, именно благодаря посольству багдадского халифа 922 г. состоялось дипломатическое признание Булгарии, а исламская цивилизация раздвинула свои пределы далеко на север. С тех пор восточные дипломаты и историки стали пристальнее всматриваться в политические процессы, в бурлящей Восточной Европе, где появилось самое северное исламское государство - единственный и естественный союзник для любой восточной страны, имеющей интересы в Поволжье и надежный торговый партнер для всех купцов, торгующих северными товарами. Со времени Ибн-Фадлана ни одно географическое сочинение уже не обходилось без упоминания булгар. Их описания вошли в традицию и сведения о них переписывались, дополнялись и изменялись, особенно, после того как Булгария окрепла и стала мощным средневековым государством. Развивались и крепли и ее связи со странами ислама.
Став мусульманской страной и восприняв культуру, Булгария вошла в исламскую цивилизацию. С этого момента связи ее со странами Переднего и Ближнего Востока стали постоянным фактором истории. Эти обширные и активные контакты оставили многочисленные материальные свидетельства в виде многочисленных археологических находок.
Торговые связи, несомненно, дополнялись регулярными дипломатическими связями со странами ислама. В первую очередь активность булгар была направлена на поддердание стабильных отношений с государством Саманидов, а после его распада с Сельджукидами и Хорезмшахами. Тем более, что у них с конца X в. появляются общие противники – различные племенные объединения кыпчаков, а с середины XII в. – этнополитческое объединение йемеков в Северном Приаралье и Заволжье. Контакты носили совершенно разный характер и были, видимо, обычными, чтобы их постоянно фиксировать в хрониках. Однако некоторые из этих контактов, видимо, были настолько яркими, что были в них описаны.
Как правило, они связаны с крупными религиозными и благотворительнми делами. Так, в «Тарих-и Бейхак» Бейхаки есть сообщение о посылке правителем Булгара эмиром Абу Исхаком Ибрахимом ибн Мухаммадом ибн Б.л.т.варом в 415 г. х. (1024/1025 г.) в Бейхак, область Нишапура денег для строительства двух мечетей в Себзеваре и Хосровджерде. По словам Бейхаки, эмир булгар «послал много денег, послал удивительные дары для государя Хорасана, каких никто не видал…» по причине боговдохновленного сна, «что мол, следует направить некоторые деньги в Бейхак». «В то время – добавляет он, – те деньги потратили на построение этих двух мечетей» [Заходер, 1967, с.46].
Понятно, что какие бы не были причины отправки посольства эмира булгар в Хорасан, факт этот сам по себе замечателен. Он указывает на регулярные религиозно-политические и культурные связи между Булгарией и государствами Саманидов и Газневидов. В том, что это было, если и уникальное событие, то по своим масштабам, но не направленности. Например, в 1041/1042 (433 г.х.) «…человек из булгар – один из больших людей того народа – со свитой из пятидесяти человек, направляясь совершить хадж» посетил Багдад. Показательно, что этого булгарского аристократа сопровождал человек Йала ибн Исхак ал-Хорезми, по прозвищу «Кади», который вел переговоры в халифском Диване (государственной канцелярии) [Халидов, 1998, с.82]. Поскольку путь этого посольства пролегал, очевидно, через Среднюю Азию, то по пути они, видимо, имели контакты с Сельджукидами, заваоевавшими к этому времени Хорасан и Мавераннахр.
Видимо, связи Булгарии с Мусульманским Востоком стали довольно обычными и постоянными, поскольку отнюдь не каждое посольство булгар находит отражение в письменных источниках. Однако сообщение о посылке денег правителем булгар на постройку мечетей в Хорасане было выдающимся событием, показывая все возрастающий авторитет булгар не просто как странны только обретающей ислам, но уже распространяющей его. Одновременно оно показывает направленность культурно-информационных связей Булгарии, ориентированной не на Запад, но на Восток, откуда она черпала духовные богатства.
Множество сведений о передвижении религиозных проповедников-суфиев, указания на происхождении целого ряда видных богословов, правоведов и медиков из Булгарии, достигших признания во всем мусульманском мире и даже связи литературного языка, использовавшегося в Булгарии – все это показывает, что торговые и дипломатические контакты Булгарского эмирата со странами Востока носили регулярный и стабильный характер на разных уровнях связей.
Взаимоотношения с тюркоязычными кочевниками Поволжья и Южного Урала. Образование Булгарского государства и установление его границ привело к упорядочению связей с тюркоязычными кочевыми племенами Поволжья и Южного Урала. Связи с ними были и ранее регулярными и вполне мирными. Известно, что один из вождей огузов, Этрек, был сватом (или зятем) Алмыша, а среди археологических погребальных памятников встречаются могилы, близкие по обряду с огузо-печенежскими. Только некоторые восточные источники глухо сообщают о набегах огузов на булгар. Однако вряд ли эти конфликты были длительными и носили сколько-нибудь постоянный характер, поскольку они прерывали караванную торговлю, которая служила взаимному обогащению.
Обстановка практически не изменилась в начале XI в., когда Булгария распространила свое влияние на Восточное Прикамье, а в южных степях стали главенствовать кыпчаки. Различные тюркоязычные племена, входившие в этот обширный этнокультурный мир, вступали в союзные отношения с булгарами и испытывали их культурное и религиозное влияние. В качестве иллюстрации этого можно указать на известие Ибн ал-Асира, которые указал, что осенью 435/ 1043 г. «приняли ислам 10 тыс. кибиток их неверных тюрков, которые, бывало, делали ночные набеги на мусульманские города в краях Баласагуна и Кашгара, грабили их и учиняли беспорядки… Они проводили лето в краях Булгара, а зимовали в краях Баласагуна, но когда приняли ислам, то рассеялись по стране…» [Ибн ал-Асир, 1973, с. 60].
Обострение булгарско-кыпчакских отношений пришлось на начало XII в., когда сильно укрепились донские кыпчаки. Они совершили несколько успешных походов на Русь и достигли с киевскими князьями некого паритета на условиях сохранения мира. В 1107 г. мирный договор был скреплен женитьбой Юрия, сына киевского князя Владимира Мономаха, с дочерью хана Аепы (Айоба). Надо сказать, что этот союз оказался довольно крепким – владимиро-суздальский князь Юрий Долгорукий и его потомки всегда сохраняли добрые отношения с кыпчаками и никогда не устраивали набегов на их земли.
Однако донские кыпчаки, очевидно, решили расширить сферу своего влияния на Булгарию и 1117 г. хан Аепа совершил поход на булгар. По словам русских летописей: «приидоша половци к болгараи, и высла им князь Болгарьский питии с отравою, и пив Аепа и прочии князи вси помроша» [ПСРЛ, II, с.285]. Иными словами, булгары не стали вступать в открытое противоборство, а предпочли более коварный «византийский» способ избавиться от неспокойного хана. Не исключено, что результатом этих действий явились новые походы кыпчаков на Булгарию, но русские летописи больше их не фиксировали. Не делая далеко идущих выводов, можно, однако, предположить, что смерть хана вызвала внутренние распри, которые вместе с давлением на кыпчаков Владимира Мономаха привели к подрыву их военной мощи и избавили булгар от их ярости. Но месть не заставила себя долго ждать и совсем с другой стороны, откуда булгары ее и не ждали: Юрий Долгорукий, зять Аепы, в 1120 г. совершил поход на булгар, открыв целую серию русско-булгарских войн и походов XII в.
Булгары же продолжали укреплять свои позиции в Поволжье. По крайней мере, со второй трети XII в. они распространили свое влияние на Нижнее Поволжье, где город Саксин – наследник традиций хазарского Итиля, по существу стал центром их влияния в регионе. Андалузский купец и дипломат ал-Гарнати, сам живший в Саксине в 1130-50-х гг. писал, что «в середине города живет эмир жителей Булгара, у них есть большая соборная мечеть, в которой совершается пятничное моление, и вокруг нее жтвут булгарцы. И есть еще соборная мечеть, другая, в которой молятся народность, которую называют «жители Сувара», она тоже многочисленная» [ал-Гарнати, 1971, с.27]. Кроме них в нем живут сорок племен гузов и хазары. Интересно, что археологические находки с территории Самосдельского городища, связываемого с древним Саксином, дают находки керамики, близкой по формам и приемам изготовления с булгарской посудой. Иными словами, политическое и торгово-экономическое влияние в данном регионе явно превалировало над влиянием кыпчаков, а общей основой взаимоотношений на Волге было участие во взаимовыгодной торговле. Не исключено, что кыпчаки заключали договора о мире с булгарами и охраняли их границы, как это было в государстве Хорезмшахов, Грузии, Венгрии и Болгарии.
К концу XII в. военная мощь и торговая доминанта Булгарии не позволяла, очевидно, усомниться в надежности ее границ. Однако внутренние распри могли разорвать крепость булгарских границ и открыть путь к ее городам отрядам кыпчаков. Опираясь на некоторые косвенные данные, можно предположить, что подобное произошло в 1183 г., когда один из булгарских султанов («князей») был изгнан из страны и бежал в заволжские степи. Там он заручился поддержки у кочевавших в южноуральских и заволжских степях йемеков, одного из основных кимакских племен. Они некогда входили в состав Кимакского каганата, а после его распада откочевали в Заволжье. Сила и влияние их в этом регионе были так значительны, что позволяли едва ли не каждый год совершать набеги на окрестности расположенного в дельте Волги г. Саксин. Правитель йемеков, происходивший из знаменитого кыпчакского рода Ильбари, носил пышный титул «хан ильбари и шах йемеков» и, судя по сообщениям восточных источников, властвовал над десятью тысячами семейств. История йемеков только начала раскрывать свои тайны, но уже сейчас ясно, что они играли важную роль в международных отношениях предмонгольского времени. Так, благодаря их поддержке, государство Хорезмшахов сбросило иго каракитаев и подчинило себе весь Мавераннахр. Оказывая помощь мятежному эмиру, шах йемеков стремился, видимо, заполучить сильного и послушного союзника в борьбе за объединение Дешт-и Кыпчака. По сведениям русских летописей, крупный отряд йемеков под командованием булгарского эмира двинулся кратчайшим путем на Великий город, где встретил сильную русскую рать под командованием Всеволода Большое Гнездо и заключил с ним союз. В результате последующих боевых действий союзники потерпели неудачу. Русские князья заключили договор о мире и отступили, а судьба мятежного султана осталась неизвестной. Как бы то ни было, но этот эпизод ярко демонстрирует, с одной стороны, явные контакты йемеков с правителями Булгарии, а с другой – эпизодическую вовлеченность их во внутренние дела.
Другой эпизод, характеризующий участие Булгар в политической жизни Нижнего Поволжья и союзные отношения с кыпчаками и йемеками, произошел в 1229 г., когда туда вторглись монгольские войска. Русская летопись сообщает, что «Саксини и Половци възбегоша из низу к Болгаро и перед Татары и сторожеви Болгарьскыи прибегоша бьени от Татар близь рекы ей же имя Яик» [ПСРЛ, I, с.453]. Т.е. можно предположить, что союзные отряды булгар, саксин и йемеков были разбиты в Нижнем Поволжье войсками монголов, начавших завоевание Заволжья. Однако завоевание этого региона проходило не гладко. В 1237–1240 гг. здесь развернулось восстание йемеков под руководством хана Бачмана, для подавления которого монголы были вынуждены двинуть войско во главе с ханом Менгу. Интересно, что и в Булгарии одновременно восстали эмиры Баян и Джику, явно координировавшие свои действия с Бачманом. Но это был уже последний эпизод булгаро-кыпчакских контактов.
Военно-политические связи с Русью. Благодаря русским летописям историки могут, хотя и эпизодически, но довольно подробно представить хронику взаимоотношений Булгарского эмирата с Русью. Нервом этих связей, торговых и военных контактов была Волга и территория Окско-Сурского междуречья. Борьба за контроль над торговлей и этими территориями определяла внешнюю политику этих стран на протяжении почти двух веков. Путь в Поволжье для Руси был открыт с момента окончательного разгрома Хазарского каганата. По весьма отрывочным и смутным сведениям Ибн-Хаукала, русы во время наступления на Итиль разгромили булгар и буртас, однако русские летописи, в первую очередь, «Повесть временных лет» молчит об этом крупнейшем военно-дипломатическом успехе, хотя подробно описывает поход Святослава на Саркел и Итиль. Не исключено, что правы те историки, которые с сомнением относятся к реальности похода Святослава по Волге и его побед над булгарами и другими народами Поволжья. Сведения же Ибн Хаукала, видимо, являются не совсем правильно понятой им самим компиляцией различных данных, включающих и разгром Хазарии, и поход Святослава на Дунайскую Болгарию, и его войны на Северном Кавказе.
Первый факт реального военно-дипломатического столкновения булгар с Киевской Русью относится к 985 г., когда Владимир Святославич «иде… на Болгары съ Добрынею, с уем (дядей) своим, в лодиях, а торки берегом приведе на коних: и победи болгары. Рече Добрына Володимеру: «Съглядах колодникъ, и суть вси в сапозех. Сим даки нам не даяти, поидем искать лапотников. И сотвори мир Володимер с болгары и роте заходиша (т.е. дали клятву – И.И.) межю собе и реша болгаре: толи не будет межю нами мира, елико камень начнет плавати, а хмель почнет тонути. И прииде Володимер Киеву» [ПВЛ, 1950, с. 59]. Некоторые историки, пытаясь понять подоплеку, причины и последствия этого похода для дальнейших событий, пытаются восполнить недостаток фактических сведений различными умозаключениями. Так, например, С.П.Толстов считал, что под «торками», которых привлек к походу Владимир, следует понимать не живших в Поросье союзных киевским князьям различных кочевников (печенегов, торков, берендеев, ковуев и др.), а непременно огузов из Приаралья. Представляется, что данная сложная конструкция союза огузов с Киевом против булгар весьма сомнительна и выходит за рамки научной гипотезы. Точно так же, как попытка некоторых историков представить поход Владимира на Булгарию, как ответ киевского князя на «интервенцию» булгар в земли вятичей с целью поддержать их «сепаратизма» в борьбе против Киева. Для подобной интерпретации событий летописи нет абсолютно никаких оснований.
Вообще сам этот рассказ представляет собой фольклоризированную версию событий, которая несет в своем изложении некоторые реалии не времени, когда события происходили, а того, когда оно фиксировалось в летописи (возможно, уже в XII в.), например, указание на участие в походе торков. В этой связи понятны ссылки на булгарские сапоги, как причина отказа от сбора дани и не характерная для дипломатических актов афористика мирного договора («толи не будет межю нами мира, елико камень начнет плавати, а хмель почнет тонути»). Единственная реальность, которую можно почерпнуть из анализа этого рассказа – это то, что между Киевским княжеством и Булгарским государством был заключен равноправный мирный договор, зафиксирован факт взаимного признания двух государств. Взаимоотношения Булгарии с Киевской Русью развивались довольно успешно и были, очевидно, в целом довольно мирными и базировались на взаимной и выгодной торговле по Волге. Первые сведения о разгоравшейся войне за гегемонию в Среднем Поволжье, которая со всей силой развернется в последующее время, относятся к 1088 г., когда русские летописи кратко сообщали: «В се же лето взяша Болгаре Муром» [ПСРЛ, I, с.207; XV, с.176; Прселков, 1950, с.165]. Ни обстоятельства, ни причины, ни даже последствия этого завоевания не известны. Однако связь его с последующими военными столкновениями очевидна. Скорее всего, захват Мурома булгарами – это попытка упрочить свое влияние в Окско-Сурском регионе и остановить продвижение власти киевских князей в земли, платившие дань булгарам. Это событие определенно указывает на пределы продвижения влияния булгар в этом регионе, которое в последующем веке будет сокращаться. И то, что Муром через некоторое время был восстановлен и продолжал развиваться, указывает на то, что наступление булгар на позиции русских князей не увенчалось конечным успехом. Однако борьба вокруг Мурома не затихала. В 1103 г. один из мордовских князей также напал на него и нанес поражение князю Ярославу [ПВЛ, 1950, с.185]. Сведение это весьма отрывочно и оставляет возможности для различных трактовок. Например, можно предположить, что этот князь опирался на скрытую или явную поддержку булгар. По крайней мере, события последующего времени, особенно 20-х гг. XIII в., делают ее весьма возможной.
Новый этап взаимоотношений Булгарии с русскими княжествами начался после возникновения Владимиро-Суздальского княжества, которое стало проводить активную внешнюю политику и расширять свою гегемонию на все Поволжье. Противоборство это было довольно жестким и непримиримым. Началось оно в первой четверти XII в. и было вызвано стремлением Юрия Долгорукого расширить владения своего княжества в Верхнем Поволжье. Союзником его выступали кыпчаки. Войны этого десятилетия начались с похода булгар на Суздаль в 1107 г.: «Приидоша Болгаре ратью на Соуждаль и объступиша град и много зла съвориша, воююща села ипогосты и оубивающе многых от крестьян. Сущии же людие в граде, не могущее противу их стати, не соущю князю оу них, на молитву к Богу обратишяся и к пречистей его Матери покоанием и слезами и затворишася в граде. И всемилостивый Бог оуслышав молитву их и покаание: якоже древле Ниневтутяне помилова, тако и сих избави от бед, ослепиша бо вся ратныа Болгары, и та из града изшедше, всех избиша» [ПСРЛ, XXIV, с.73]. Если оставить в стороне «чюдо», что «сътвори Бог и свята Богородица», то ясно, что для булгар это был явно успешный поход, продемонстрировавший уязвимость первой столицы княжества и показавший расстановку сил в Верхнем Поволжье. Позднее, в 1117 г., союзные Юрию Долгорукому кыпчаки под руководством хана Аепы совершили поход на булгар, но были остановлены, а сам хан убит. Сам Юрия ходил походом на булгар в 1120 г.: «и взя полон мног, и полк их победи» [ПСРЛ, I, с.292; II, с.285–286]. После этого набега был, видимо, установлен мир, подтвердивший примерное равенство сторон и продолжавшийся почти тридцать лет.
Долгое время мир в Поволжье сохранялся, а взаимовыгодная торговля, открывавшая путь на русский рынок восточным товарам, расширялась. Однако времена менялись. По мере усиления Владимиро-Суздальской Руси и укрепления ее гегемонии среди других русских княжеств, а также началом ее экспансии в Среднее Поволжье «восточный вопрос» приобрел новое звучание. Особенно ярко эта стремление к гегемонии проявилась в период правления Андрея Юрьевича Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Они не только проводили агрессивную наступательную политику в отношении Булгарии, но и создали идеологическое обоснование этой завоевательной политики.
При их благословении были созданы тексты, прямо направленные против булгар-мусульман. Особенно ярко это видно из трактата «Слово об идолах», где автор, осуждая суеверия, веру в идолов, выступая против остатков язычества в народной среде, вместе с тем яростно нападает на волжских булгар, последователей, по его словам, «нечестивого Бохмита» (т.е. Мухаммада). Автор был, несомненно, знаком с исламом, однако его описание обычаев мусульман-булгар содержит такие оскорбительные измышления, которые не могут не вызвать у всякого нормального человека чувство омерзения, а религия их представлена в весьма ложном свете, лишенной каких бы то ни было реальных черт. Эта трактовка религиозной практики мусульман, позднее вошедшая в некоторые летописные рассказы, выставляла булгар из «рода человеческого» и была призвана обосновать обязанность христиан вести против «наущаемых дьяволом» мусульман войну под знаменем креста.
Негативное изображение «сарацин» способствовало развитию русского христианского самосознания и играло важную роль в идеологии и политике правящих верхов Владимирской Руси. Наиболее выразительным свидетельством этого служит введение в начале 70-х годов XII в. культа Богородицы, особенно иконы Владимирской Божьей Матери, которое, как «оружие обоюду на врагы остро и огнь попаляя противных наших, хотящих с нами в брани» [Сказание, 1878, с.23], своим острием было направлено против булгар. Недаром основные чудеса богородица являла во время походов русских войск на Булгарию, а главное «чюдо святой Богородицы» – помощь в победе над булгарами и взятии их города Бряхимова в 1164 г. нашло отражение в специальной повести «Сказание о чудесах владимирской иконы Божией матери», частично вошедшей в состав Владимирской великокняжеской летописи Андрея Боголюбского. Позднее летопись постоянно пополнялась рассказами о новых чудесах Богородицы, но непременной оставалась антибулгарская и антимусульманская их направленность.
Усиление антибулгарской активности владимиро-суздальских князей заставило булгарских эмиров искать союзников. Одним из таких союзников был галичский и киевский великий князь Изяслав, который вел изнурительную борьбу за киевский стол с Юрием Долгоруким. В этой борьбе он опирался на поддержку венгерского короля и части польских князей. Убедительных свидетельств о непременном существовании киевско-булгарского союза в источниках не имеется, но некоторые военно-политические события показывают, что даже если его и не было, то фактически булгары действовали в общих с ним интересах. Так, во время генерального наступления Юрия Долгорукого на Изяслава в 1152 г., завершившегося его поражением, булгары предприняли большой поход на Ярославль. Вот как описывает летопись это событие: «Того же лета приидоща болгаре по Волзе к Ярославлю без вести и обступиша градок в лодиях, бе бо мал градок, и изнемогаху людие во граде гладом и жажею, и не бе льзе никому же изити из града и дати весть ростовцем. Един же уноша от людей ярославских нощию изшед из града, перебрел реку, вборзе доеха Ростова и сказа им, болгары пришедша. Ростовци же пришедша победиша болгары» [ПСРЛ, XXIV, с.77].
Решительный, смелый и расчетливый удар в самое сердце Владимиро-Суздальской Руси, даже если сведения о конечной победе ростовцев не вольная интерпретация летописцем локального успеха русских войск, как это часто бывало, а реальная военная победа, то и тогда успех булгар очевиден. Они показали способность действовать синхронно или даже в союзе с другими антисуздальскими силами, а также свою военную мощь. Урок не пропал даром. Чтобы предотвратить подобные вторжения булгар, по Волге близ устья Оки была возведена крепость Городец, что, кстати, лучше всяких других догадок показывает, что никто не придавал решающего значения локальной победе ростовцев над арьергадными отрядами булгар. Военным стратегам из Владимира требовались более серьезные гарантии не повторения подобных вторжений в будущем. Одновременно эти события показали, что булгары являются вполне серьезными противниками и, чтобы их победить, требуются серьезные военные усилия. Но войны за киевский престол не позволяли сконцентрировать значительные силы на Волге.
Перемены произошли во время правления Андрея Боголюбского, сына Юрия Долгорукого, когда русский натиск на восток резко усилился. В 1164 г. большое объединенное войско под командованием самого князя Андрея взяла штурмом и сожгла большой город Бряхимов на Каме и еще несколько более мелких городов: «В лето 6672… В то же лето иде князь Андреи на болгары с сыном своим Изяславоми с братом своим Ярославом и с Муромьскым князем Гюргем, и поможе им Бог и святая Богородица, самех исекоша множьство, астягы их поимаша, и одва в мале дружине утече князь Болгарьскыидо Великого города. Князь же Ондреи воротися с победою, видев поганыя болгары избиты… и шедше взяша град их славный Бряхимов, а переди городы их пожгоша» [ПСРЛ, I, с.352–353; XV, с.235]. Это был первый действительно крупный успех в борьбе против булгар. Развивая его зимой 1172 г. сыновья этого великого князя и их союзники из Мурома и Рязани нанесли неожиданный удар: зимой их дружины вторглись в Булгарию. Но этот набег, уступая по масштабам походу на Бряхимов, едва не окончился полным разгромом русских ратей. Разорив внезапным набегом несколько сел и городов, князья узнали, что булгары пришли в себя от неожиданного вторжения и, собрав войско, движутся на них. Союзники обратились в бегство. По мнению участников похода, успевших переправиться через Оку, едва опередив булгар, их спасло только чудо. Этот поход вызвал неудовольствие суздальской и владимирской знати: «бысть не люб путь всем людем сим, зане непогодье есть зиме воевати болгар» [ПСРЛ, I, с.346]. И только гибель (или, вернее, хорошо спланированное убийство) Андрея, переставшего считаться не только с соседями, но и с собственными боярами, спасла булгар от новых разорительных походов. Недаром одна из летописей прямо пишет, что князь Андрей был убит от рук заговорщиков, в числе которых была и его жена, которая «бе бо болгарка родом и дьржаще к нему злую мысль», поскольку ее муж «много воева с ним Болгарскую землю, и сына посьша, и много зла учини болгарам» [ПСРЛ, XV, с.250–251].
Новый князь Всеволод Большое Гнездо продолжил политику наступления на Булгарию. В 1183, 1185 и 1205 гг. его полки вторгались на булгарские земли. Особенно мощным был поход 1183 г. В нем под командованием Всеволода принимали участие практически все сильнейшие русские княжества. В поход выступили кроме войск самого владимирского князя, еще и дружины его племянника Всеволода Изяслава Глебовича из Переяславля Южного, Мстислава Давыдовича из Смоленска, Владимира Муромского, четырех братьев Глебовичей из Рязани и даже Владимира Святославича из Киева. Союзником владимирского князя выступили заволжские кыпчаки – йемеки. Небывалой ранее была цель этого похода – взятие столицы Булгарии Биляра, летописного «Великого города». Впервые русские князья решились не просто на грабительский набег, а на спланированные действия для захвата политического центра Булгарии.
В результате стремительного марша русские войска оказались под стенами Биляра, но потерпели неудачу при штурме городских укреплений. В результате почти двухнедельных боев обе стороны заключили мир, который стал большой неудачей для владимирского князя, поскольку фиксировал существующее положение и не давал ему никаких преимуществ. После этого великий князь владимирский Всеволод ограничивался только небольшими набегами на окраины Булгарии (1185 и 1205 гг.) и воевал с мордовскими князьями. О дипломатической активности на восточном направлении времен правления князя Всеволода Большое Гнездо может свидетельствовать свинцовая пломба с его печатью, найденная при раскопках на Билярском городище на усадьбе русского торговца, ремесленника и, очевидно, дипломата.
В первой трети XIII в., до монгольского нашествия, продолжалось противостояние Волжской Булгарии и Владимира-Суздальского княжества на важнейших торговых путях Поволжья. Новая вспышка военных действий произошла уже в 1219–1220 гг. Инициаторами военных действий, как это следует из русских летописей, стали булгары, которые поднялись вверх по Каме, захватили Устюг и осаждали Унжу, но взять ее не смогли. В ответ на это владимирский князь Юрий выслал войско, которое возглавил Святослав, брат великого князя Юрия Всеволодовича. С ним были владимирские, ростовские и муромские полки, которые спустились по Волге и Оке «в насадех и в лодиях» и высадились «на исадех противю Ошлю». Их встретили булгары «со князем своим на коних, и поставиша полк на поли; Святослав же поиде вборзе к граду» [ПСРЛ, XXV, с.116]. Булгары же «стреливше по стреле, побегоша въ город и затворишася» [ПСРЛ, XV, с.330]. После первого успеха русские отряды начали штурм предстенных укреплений: «и бысть брань межи ими крепка зело, и подсекоша тын и разсекоша полоты и зазгоша их, а они побегоша … до града». Вскоре осаджающие на «приступиша к граду отвсюду и зажгоша его, и бысть дым силен зело, и потяну ветр с града», а потом «устремишася к граду борже, и посекоша тын и оплоты и с ту страну, и зажгоша». В городе начался страшный пожар, «князь же Святослав стоя ту донде же весь град изгоре. Взяша же град Ошел, июня 15 день» [ПСРЛ, XXV, с.116–117]. В это же время другой отряд – устижский полк, спустился по Каме и разорил ряд городов в Нижнем Прикамье. Соединившись, обе судовые рати двинулись обратно в Городцу. Поход нанес серьезный удар по булгарам, показал, что страна уязвима для удара с двух сторон. Очевидно, что в силу каких-то обстоятельств булгары не могли организовать успешное сопротивление военным походам владимирского князя.
Вдохновленный этим успехом великий князь Юрий Всеволодович на следующий год «сам начя наряжатися на болгары; болгары же прислаша послы своя с молбою и с челобитием, он же не прият моления их, и отпусти их». В период подготовки к походу «приидоша к нему инии послы болraрьские с молбою; он же не послуша их, и отпусти без мира». Булгары в третий раз прислали послов «со многими дары и с челобитьем, и прият молбу их, и взя дары у них, и управишася по прежнему миру, якоже бьшо при отци его Всеволоде и при деде его Георгии Володимиричи» [ПСРЛ, XXV, с.117]. Таким образом, в результате крупных военных действий был восстановлен тот порядок, который существовал еще до начала боевых действий, что заставляет думать, что, хотя булгары и потерпели поражение, но оно было локальным и не могло внести коренной поворот в межгосударственное противостояние. Кроме того, сам великий князь Юрий был связан различными союзническими обязательствами с другими князьями в условиях разворачивавшейся в Южной Руси большой войны. Очевидно, он понимал, что, несмотря на этот успех, силы булгар были значительны, а втянуться в большую войну он не мог, поскольку его силу могли понадобиться его сторонникам на юге. В результате был заключен мир, позволивший остановить разгоревшуюся войну и развязать Юрию руки для вмешательства в борьбу за киевский стол.
Однако противостояние между Владимро-Суздальской Русью и Булгарией, переставшее быть открытой войной, тем не менее, продолжалось в других формах и другими средствами. Одной из форм подобного противостояния стала идеологическая борьба. Она разгорелась вокруг убитого в Великом городе некоего купца-христианина Авраамия, «иного языка не Рускаго». Он был якобы замучен булгарами за отказ принять ислам. После смерти Авраамий был похоронен на христианском кладбище Великого города, но во Владимире вокруг его имени разгорелась кампания за признание его «новым мучеником» за веру и перезахоронение его во Владимире. Спустя год, в 1230 г. действительно «принесен бысть Христов мученик Аврамии новый из Болгарьское земли в славный град Володимер», где был в кратчайшие сроки канонизирован и признан святым [ПСРЛ, I, с.352; XV, с.86]. Антибулгарская направленность этой канонизации и развернутой политической кампании очевидна. Не исключено, что это была своего рода идеологическое давление на булгар в условиях разворачивавшегося «локального конфликта» в Мордовии.
Земли мордовских племен были давним камнем преткновения между Булгарией и северо-восточными русскими княжествами. Булгария, подчинившая себе буртас в Верхнем Посурье, установила свое влияние на обширных территориях Окско-Сурского междуречья, заселенных различными общинами мордвы. Отсюда в Булгарию поступали в значительной мере различные товары – мед, воск, пушнина и лисьи и куньи меха. Судя по сведениям ал-Гарнати, мордва в XII в. была прочно втянута в политическую орбиту Булгарии.
Находясь на стадии сложения классового общества, различные племенные союзы мордвы были вынуждены частично вступать в вассальные отношения с русским княжествам, а частично – с Булгарией. Сложившаяся историческая обстановка с самого начала предопределила поведение мордовских князей. В начале XIII в. часть мордовских общин объединил князь Пургас. На основании изучения географической топонимики, историки предположительно локализуют «Пургасову волость» или «Русь Пургасову» в бассейне рр. Суры, Алатыря, Пьяны с среднего течения Мокши. «Русь Пургасова», вероятно, получила наименование от того, что ее князь был вассалом Руси, но позже отрекся от клятвы и стал, судя по сведениям русских летописей, союзником Волжской Булгарии. В течение 1220-х гг. Пургас довольно успешно воевал не только против владимирских и муромских князей, но и против другого мордовского объединения, союзного Руси – «волости Пуреша».
В 1227 г. в поход на него ходил походом Святослав по приказу своего отца великого князя Всеволода Большое Гнездо, но разгромить его не смог. Значительные военные действия в мордовских землях развернулись в 1229 г., когда Пургас в союзе с булгарским отрядом напал на своего соперника за гегемонию в этой части мордовских земель князя Пуреша и, очевидно, нанес ему поражение или даже убил его. В поддержку союзника выступили владимирский великий князь Юрий, его брат Ярослав, Василько и Всеволод Константиновичи и муромский князь Юрий Давыдович. Они вторглись в Пургасову волость и разорили ее, заставив Пургаса бежать. Собравшись с силами, в тот же год Пургас осаждал со своими отрядами Нижний Новгород и сжег окрестные монастыри и церкви. Но позднее сын Пуреша вместе с кыпчаками, которые как всегда действовали в союзе с владимирскими князьями, нанес еще одно поражение Пургасу, заставив его бежать. В целом, можно сказать, что эти события показывают, что булгары, умело разжигая конфликты на границах Руси и втягивая владимирские и муромские войска в борьбу с Пургасом, отводили угрозу от своих владений, лежащих в Верхнем Посурье. Успешная борьба Пургаса, которому помогали булгарские войска, отвлекала военные силы Владимиро-Суздальского княжества от завоевательных планов в отношении территорий Окско-Сурского междуречья.
В целом, в Среднем Поволжье к концу 1220-х гг. сложился паритет военных сил. Результатом признания этого факта стал заключенный в 1229 г., по инициативе булгар, новый мирный договор между Владимиро-Суздальской Русью и Волжской Булгарией. Летопись сообщает: «Того же лета Болгаре поклонишася великому князю Юрью, прося мира на 6 лет, и съвори с ними миръ, и уверися с ними въ всем талме и людми» [ПСРЛ, XV, с.86]. Т.е. был заключен мир на условии сохранения существующего положения, и произошел обмен пленными, и подведена черта под все обиды и претензии. В условиях недавнего наступления владимирских князей и усиления их экспансии в бассейне Оки, это можно считать значительным успехом булгар. Если не предположить, вслед за А.Х.Халиковым, что целью мирных предложений булгар был союз и договор о взаимной военной помощи в условиях грядущего наступления монгольских войск, удары которых уже в этом году испытали булгары в Нижнем Поволжье, тогда условия договора можно назвать довольно лояльными, но явно недостаточными. Союза достичь не удалось. Более того, во Владимире явно были силы, готовые разжечь новую войну, используя «крестоносную идеологию». Как бы то ни было, характеризуя этот мирный договор, историк внешней политики Древней Руси В.Т.Пашуто подметил: «Едва ли городецкий мир решил все проблемы. «Слово о погибели Русской земли» содержит выразительный намек на то, что к 30-м годам XIII в. ушли в прошлое времена, когда народы Поволжья – черемисы, мордва, буртасы и вяда – безропотно бортничали на Владимира Мономаха, а затем и на Юрия Долгорукого и Всеволода Юрьевича» [Пашуто, 1968, с.274].
Этот мир, который не прерывался вплоть до монгольского завоевания, когда и Булгария, и Русь были сметены с политической карты мира войсками Бату-хана. В целом, можно сказать, что отношения между этими двумя государствами отражают сложную и неспокойную обстановку, которая сложилась на границе христианской и мусульманской цивилизаций. Здесь было место и взаимовыгодному торговому обмену и взаимообогащению идеями, но была отдана дань и жесткому идеологическому и военному противоборству.
Булгарский эмират, возникший как самостоятельное государство в конце X в. прошел значительный исторический путь. Территория этого средневекового государства располагалась на перекрестке торговых путей и политических интересов различных политических сил. Булгария, как единственное мусульманское государство Восточной Европы, испытывало военно-политичесоке и культурное давление с различных сторон, в первую очередь, со стороны православной Руси, но при этом оставалось частью мусульманского цивилизационного мира. Все это предопределило характер международных связей и дипломатической активности булгарских дипломатов. Внутреннее единство, тяжеловооруженное войско и мастерство дипломатов позволили этому сравнительно небольшому государству существовать и развиваться в течение нескольких столетий.